— Браво! Процесс пошел. А интересно: здесь меганезийские фунты принимаются, как платежное средство? В смысле, я бы купил виски, или хорошего самогона…
Фермеры с энтузиазмом подтвердили, что меганезийские фунты здесь в ходу, и что местный кукурузный самогон в сто раз лучше, чем фабричный австралийский виски, причем стоит втрое дешевле. Для друзей даже впятеро дешевле.
Если бы мне месяц назад сказали, что я буду безработным беженцем с замороженным банковским счетом и без гроша в кармане, к тому же, разыскиваемым за маоистский экстремизм, в зоне межрелигиозного конфликта на Тиморе — я бы плюнул в лицо тому предсказателю. А вот. Влип по самые уши. Правда, сейчас у меня есть работа, но, во-первых — временная, а во-вторых — мутная. Этот Микеле — такой же агробиолог, как я — шоколадный гномик. В смысле, агробиология, это (выражаясь языком индонезийских контрразведчиков, с которыми я вынужден был общаться две недели к ряду) «рабочее прикрытие». Чем Микеле тут занимается на самом деле — черт его знает. По-моему, он нахально собирает информацию о здешнем режиме, на глазах у охранника — красного кхмера. Тот (по глазам вижу) это понимает, но не препятствует — потому что Микеле представитель Атауро, а Атауро — это региональный лидер милитаризации. Им можно шпионить (попробуй, запрети — до вечера не доживешь).
Так что, Микеле выясняет, как тут проходила коллективизация и модернизация, кого обидели, а кого — наоборот, кого закрыли в трудовой лагерь, а кому подарили трактор, нравится ли фермерам красный кхмерский социализм или не очень. В двух других деревнях фермеры не особо болтали на эти темы, а тут, в Фатусуба у них развязались языки от самогона. Слушать интересно — вообще-то, имея некоторый опыт общения с красными кхмерами, я представлял себе их правление совсем иначе. Нет, конечно, я не думал, что они начнут здесь всех подряд расстреливать, взрывать, резать и закапывать живьем в землю, как в Брунее. Я себе представлял так: они всех загонят в трудовой лагерь, отберут всю собственность, вплоть до ложек и чашек, ну и так далее — читайте опусы про Пол Пота и его веселых друзей. Оказалось — черта с два. Они даже сделали коалиционное правительство — но, не с кем попало, а с другими маоистами — из Новой Народной Армией Филиппин, из перуанских ультралевых «Сандеро Луминосо» и из каких-то местных коммунистов.
Живут тут экстремально-бедно. Хижины из соломы, с удобствами во дворе и старыми бочками вместо водопровода. Транспорт — велосипед, или телега с лошадью. Одежда — хуже, чем на бесплатной раздаче у Армии Спасения. Но так здесь было и до красных. Тимор уже четверть века бессменный чемпион Азии по бедности. Что изменилось? Из рассказов (под самогон) следует, что в начале, красные кое-кого пограбили и кое-кого расстреляли — но без фанатизма, не так, как в Камбодже или в Брунее. Фермеров это вообще не коснулось. Их коснулось другое: заманивание в социалистические агро-кооперативы. Хочешь подключиться к электро-генератору, пользоваться трактором-комбайном, иметь дома TV и получать качественную медико-социальную помощь? Вступай в кооператив. Не хочешь — оставайся, как есть. Прямой открытый подкуп. Но силой никого туда не загоняют — а это уже цивилизованность, как мне кажется.
Публика (опять же под самогон) ругает власть. Мол, выдумали всякие новшества, и теперь приходится больше работать. Раньше не было смысла работать — придет кто-нибудь, и ограбит, а сейчас кхмерская полиция перестреляла грабителей, и смысл появился, но работать лень. А в кооперативе работать приходится, там такие правила. Людям обидно. Хочется, чтобы все даром — а фиг. Ясная психологическая картина.
Кто по-настоящему симпатизирует маоистской власти, так это молодежь. Всего за две недели красная коалиция организовала им спорт-клубы и локальный туризм — но это только на условиях записи в армейские, полицейские или трудовые отряды. Опять же, подкуп. В общем, понятно, на что пошло брунейское золото. На подкуп жителей и на закупку оружия для предстоящей со дня на день войны. Война — это единственное, что сильно пугает местных жителей. Только возникли какие-то перспективы, и снова все может рухнуть в глубокую жопу. Волонтеры и каторжники возводят заграждения из колючей проволоки, устраивают минные поля в пограничной полосе и ремонтируют форты, которые построили еще португальцы в XVIII веке.
Один из фортов — на холме, метрах в пятистах от нас. Пока мы болтаем и пьем самогон, мимо несколько раз проезжают грузовики (редкое явление в этой местности) и в форте начинается ленивая работа по установке привезенной техники. Война или не война, а быстро здесь работать не умеют, или не хотят, или и то и другое сразу. Форт, как особо важный объект, имеет топливозаправочную станцию — бочку на ножках и с краником. Очень кстати, т. к. топливо в баке старого «Виллиса», на котором мы путешествуем, на исходе. Хон Кех тыкает пальцем в свои наручные часы — пора ехать в Макасар. Нам с Микеле надо вернуться на Атауро до заката, а от Макасара до Атауро 80 миль морем. Верных полтора часа на нашем мотоботе — хоть он и на подводных крыльях…
Сервис на топливозаправке был ненавязчивый. Двое постовых: один — кхмер, другой — местный парень, следили за сохранностью топлива и казенного мерного ведра, и за соблюдением нормы заправки. Топливо следовало сцедить через краник в ведро, после чего, залить в бак и сделать запись в контрольном журнале. Этой процедурой занялись Атонсу и Диогу. Постовой кхмер отошел в сторону покурить с Хон Кехом и Инеш, а Микеле и Хэнк отправились к кустам, освобождаться от излишней воды в организме. Понять, что означает внезапный гудящий свист над головой они не успели: взрывная волна швырнула их в кусты (удачно сыгравшие роль подушки безопасности).