— Это шутка такая? — спросил Ифарбо.
— Ты удивишься, бро, но это серьезно, — ответил меганезийский разведчик.
Нет ничего прекраснее, чем утро в открытом океане в экваториальных широтах при солнечной безветренной погоде, на палубе яхты… Или корвета. С точки зрения лиц мужского пола, особенно здорово, если рядом на этой палубе принимают воздушные ванны симпатичные девушки (девушкам, кстати, это полезно — поскольку именно в утренние часы сочетание морского воздуха с еще не жгучим солнцем оказывает позитивное влияние на кожу и прочие части организма). Даже если эти девушки, параллельно с воздушными ваннами, работают на ноутбуках с удаленными спец-объектами (а если точнее — со «spy-drones»), это ничуть не портит эстетического впечатления от… В общем, от того, чем девушки повернуты к зрителю.
И до чего же противно, если какой-нибудь чиновник именно в этот момент начинает приставать к вам с назойливыми и невыполнимыми требованиями.
— Босс, нас запрашивает береговая охрана Маврикия! — сообщил Гуло, высунувшись из открытого окна радиорубки.
— Какого хера… — вздохнул Ифарбо, — Что им надо?
— Дураки какие-то, — ответил радист, — Говорят: лечь в дрейф для досмотра.
— А где они? — спросил мпулуанский лейтенант.
— Шесть миль к северо-востоку от нас. Я думаю, это патруль с островов Каргадос.
— Ну, скажи им, что мы — международные экологические ученые, у нас идет важный эксперимент, мы изучаем миграцию стаи креветок, и нам нельзя останавливаться.
— Слушаюсь, босс, — сказал Гуло, и его голова исчезла в рубке.
— Маврикийцы все время к вам пристают с этими глупостями? — спросил Лауа Нтай.
Ифарбо отрицательно покачал головой.
— Нет. Наши штурм-глиссеры они уже знают и, как бы, отворачиваются. А корвет они впервые видят. В смысле, такой классный океанологический корвет, как наш.
— Лучше, чтобы они пока не знали, что это ваш корвет, — сказал меганезиец, — Если ты видишь какой-то способ избежать засветки…
— Это предусмотрено, — сказал лейтенант, и повернулся к девушкам, принимающим воздушные ванны, — Мкаси, вызови Сиггэ, пусть он договорится с маврикийскими патрульными. Про корвет пусть им не объясняет. По легенде, мы, пока, экологи.
— Да, босс, — откликнулась она, и извлекла woki-toki из кармана лежащего рядом комбинезона.
Из радио-рубки снова высунулся Гуло.
— Босс, они настаивают на досмотре. Говорят, что мы в их территориальных водах.
— Херня, — припечатал Ифарбо, — Маврикий — страна ООН, и признает конвенцию, по которой территориальные воды не больше 12 миль. Мы в 14 милях от Каргадос. Это значит: мы в их эксклюзивной экономической зоне, но в нейтральной акватории. Промысла мы здесь не ведем, поэтому пусть идут в жопу.
— Так им и передать, босс?
— Передай все, кроме херни в начале и жопы в конце, — уточнил лейтенант.
— Босс, есть визуальный контакт! — доложил унтер-офицер, сидевший в поворотной орудийной башенке над мостиком, — могу влепить им очередь прямо перед носом!
— Не надо, Кауф. Мы же ученые-экологи, а ученые-экологи так не поступают.
— Понял, босс. А как поступают ученые-экологи?
— Ученые-экологи, — наставительно произнес Ифарбо, — в таких случаях вызывают экологическую полицию.
Тренинги сводной группы пилотов-стажеров над акваторией вокруг базы Фантой происходили 24 часа в сутки. Утром, днем, вечером, ночью, кто-нибудь из стажероа находился в воздухе, и отрабатывал приемы патрулирования, инфильтрации сквозь барьеры ПВО, уничтожения морских целей и ведения маневренного воздушного боя. Сейчас ближе всего к корвету «Octopus» оказалась пара учебно-боевых «Vitiare». Эти ультра-модерновые реплики японских крылатых торпед «Ohka» образца 1944 года (придуманных когда-то для пилотов камикадзе), сейчас, почти через столетие, стали популярны среди гражданских авиаторов и в военно-летных школах. А беспилотная версия «Vitiare», с боезарядом в тонну весом, представляла собой серьезное оружие, способное поражать крупные военные корабли и объекты береговой обороны…
В данном случае, в небе находились пилотируемые учебные «Vitiare» и поражать они никого не собирались, тем более — маврикийцев, отношение к которым было вполне доброжелательное. Даже к маврикийцам — патрульным. Ну, что делать, если у людей такая работа? Несмотря на зловещую маркировку 6-метровых крылатых торпед (из пижонства, стажеры рисовали на серых корпусах машин японский красный кружок и символ камикадзе: белый 5-лепестковый цветок вишни — сакуры), атаковать они не собирались, но… Две серые тени, пикирующие со скоростью 300 узлов, произвели на патрульных сильнейшее впечатление. «Vitiare» с оглушительным визгом пронеслись, казалось, над самой палубой патрульного катера, и свечками ушли в небо.
Свободная часть экипажа корвета «Octopus» увлеченно снимала этот зрелищный спектакль (происходящий менее, чем в полумиле от них) на камеры мобайлов. Было хорошо видно, как маврикийский катер разворачивается и уходит на северо-восток, к островам Каргадос. Из окна радио-рубки высунулся Гуло и обиженно сообщил.
— Они грубо ругаются в эфире. Говорят: мпулуанские пилоты совсем психи, да!
— Провинциалы, — ответил Ифарбо, — Кино не смотрели, камикадзе не видели.
— А у нас тут другое кино, босс, — мрачно сообщила Мкаси, — прямо скажу: хреновое.
— Я тебе говорила: не смотри, — мягко сказала Шейла, погладив ее по плечу.
— Ну, говорила, — все так же мрачно согласилась мпулуанка, встала и отошла к лееру. Заметно было, что она с трудом удерживалась, чтобы не стравить завтрак за борт.