— Кто такой Сервий Туллий?
— Римский военный диктатор-реформатор, жил 25 веков назад, или даже больше.
— Свободные граждане с домом, семьей, но без денежных богатств… — Медленно и размеренно повторил Ним Гок, — …которые работают и способны носить оружие. Я думаю, что это полезная книжка. Где ее можно найти?
— Книжку Джой Прест? Она свободно лежит в интернете. Сейчас найду, — Оскэ снова порылся в необъятных карманах своей жилетки и вытащил маленький ноутбук.
Дата/Время: 29.03.24 года Хартии.
Алофи — Футуна
Микеле выключил движок, и надувная моторка по инерции, мягко выползла на песок узкого пляжа рядом с ярким домиком-коробкой, гордо именовавшейся «Центральной Усадьбой Латифундии Карпини». Вытащив легкую лодку на пляж, за линию прилива (необходимое действие, если вы не хотите подарить свое имущество морским феям), Микеле подошел к усадьбе и прочел приклеенную над дверью записку:
«Милый! Я не потерялась, я работаю в новом северо-западном углу участка».
Заглянув в небольшой ангар, примыкающий к домику, он сразу обнаружил, что там отсутствует мини-бульдозер и прицеп-компрессор с пневматической киркой. Не надо было особо напрягать мозг, чтобы догадаться: слышное даже с берега дребезжащее тарахтение означает работу этой пневматической кирки на экстремально-бросовом участке склона горы Колофау. Три гектара почти сплошного камня примыкали с юго-запада к двум гектарам старого, ухоженного участка Карпини, и являлись одним из немногих мест на острове Алофи, не нужных даже фермерам-канакам (совершено не избалованным качеством земель). Позавчера днем Карпини, к нескрываемой радости мэрии Футуна-и-Алофи, взял это безобразие в аренду на 50 лет, а вчера расписал и разрисовал на плане полную программу агротехнических работ, необходимых, чтобы здесь можно было заниматься нормальным фермерством.
Микеле хорошо представлял себе суммарную трудоемкость этих работ, и еще три дня назад, ему бы даже в голову не пришло в это ввязаться но… Когда вечером 26-го они летели домой с Хониары после окончания суда, Чубби сказала: «Милый, мне сейчас хочется заняться какой-нибудь тупой и грубой работой — для рук, а не для головы». Спорить оказалось бесполезно. Все его аргументы натыкались на ее непробиваемое скандинавское упрямство. В 8 утра, немедленно после завтрака, Чубби отправилась реализовывать программу. Разумеется, Микеле не предполагал, что, вернувшись в 6 вечера из университета, обнаружит свою жену все еще продолжающей эту работу…
Фигура, одетая в несколько мешковатый оранжевый комбинезон, накрытая такой же оранжевой каской с плексовым щитком для лица, сжимала в руках пневматическую кирку, как голливудский Рэмбо — ручной пулемет. Обломки слоистой серой породы отлетали от терзаемого склона, как шрапнель. Поодаль громоздились несколько куч аналогичных обломков. Они с какой-то жутковатой аккуратностью были сдвинуты бульдозером ровно на размеченные по плану квадратные площадки. Минуту-другую Микеле наблюдал за этой деятельностью, а потом, выбрав момент, когда грохот стих, пронзительно свистнул. Чубби опустила кирку и медленно повернулась.
— Любимая, положи, пожалуйста, инструмент и сними каску, — мягко сказал он.
— Сейчас! — крикнула она, и длинной серией ударов снесла очередной выступ склона.
Окинув взглядом склон, оценив достигнутый эффект и, видимо, оставшись довольной, Чубби выключила компрессор, и положила на багажную решетку бульдозера кирку, а рядом — каску. Потом повернула к Микеле свое лицо, серое от слоя тонкой каменной пыли. Он медленно вдохнул и выдохнул, чтобы успокоиться, а затем сообщил:
— Любимая! Ты не совсем правильным путем делаешь эту работу.
— Что не так? — спросила она.
— Объем и настрой, — ответил Микеле, — Давай-ка я сяду за руль, ты сядешь сзади, мы отгоним технику в ангар, а потом пойдем в сауну и спокойно обо всем поговорим.
— Ладно, давай, — согласилась она.
Маленькая, традиционно-простая сауна, встроенная в «Центральную Усадьбу», была исключительно удобным местом для откровенных разговоров. Тут, благодаря массе поводов, чтобы отвлечься (увеличить или уменьшить нагрев, или плеснуть воды на раскаленную электроплиту из искусственного камня) разговоры шли без чрезмерного напряжения, без надрыва, в общем — в режиме, щадящем нервы участников.
— А давай, ты расскажешь, что случилось? — предложил Микеле, когда Чубби, быстро покрутившись под душем, вошла в уже разогретую бамбуковую комнатку сауны.
— А что еще можно рассказать? — спросила она, усаживаясь на скамейку рядом с ним.
— Наверное, что-то можно, поскольку что-то же приводит тебя в состояние боевого бешенства, известного нам из легенд о воинах-берсерках с родины твоих предков.
— О! — Чубби хлопнула его ладонью по пузу, — Есть история о реальных берсерках!
— Я, разумеется, с удовольствием ее послушаю, — ответил Микеле, — Завтра утром, мы пройдем с тобой на проа до коралловой отмели за восточным берегом, забросим там донки, сядем на поплавке с сигаретой и кофе, и ты мне ее расскажешь. Но это завтра утром, если ты не возражаешь. А сейчас мы попробуем выяснить, что случилось.
Экс-майор военной разведки грустно улыбнулась и развела руками.
— Милый, зачем что-то выяснять? Все и так понятно. Меня с позором вышвырнули с любимой работы. Перед этим, я декаду посидела в клетке, откуда в эпоху Конвента выходили только на дайвинг в пластиковом мешке со щебенкой для веса. Для меня голосовали расстрел, но голосов не хватило. Мне очень доходчиво объяснили, что я социально-опасна, и интернировали меня на полтора года в 20-мильном радиусе. Я мотивированно расстраиваюсь, или все это должно было меня развеселить?