Первый Заместитель Генерального секретаря Организации Объединенных Наций, датчанин Кнут Вилбраге, вздохнул, печально посмотрел через панорамное окно на пестрящее всеми цветами радуги скопище парусов в районе Яхт-Харбор, сделал маленький глоток фруктового чая, еще раз вздохнул и повернулся к собеседнику.
— Знаете, мистер Монтегю, иногда я думаю о конце истории.
— О конце истории? — удивленно переспросил Джентано Монтегю, франко-итальянец, Второй высокий советник и полномочный представитель Генерального секретаря Организации Объедниненных Наций по Африке и по наименее развитым странам, развивающимся странам, не имеющим выхода к морю, и малым островным развивающимся государствам (так официально называлась его должность в ООН).
— Да. Это концепция знаменитого политического философа Фрэнсиса Фукуямы. Он говорил, что исторические устремления XX века под большой угрозой… Впрочем, я отвлекаюсь на абстрактную тему… О чем мы говорили?
— О пасхальном кризисе, — напомнил Джентано.
— Нет, я имею в виду более конкретно.
— О поручении для меня. Миссии, как это официально принято называть.
— А еще более конкретно?
— О сомнительной выполнимости этой миссии.
— Да! Правильно! — Кнут Вилбраге сделал еще глоток чая, — Именно после того, как вы усомнились в выполнимости этой миротворческой миссии, я вспомнил Фукуяму. Мне кажется, Фукуяма ошибался, считая, что конец геополитического историзма в нашем, западном понимании — это конец истории вообще. Просто история переходит на новые рельсы, как уже было много раз. Возникают новые ценности, новые принципы и новые авторитетные фигуры, играющие по новым, но вполне определенным правилам.
Джентано кивнул.
— Да, сэр. Одно такое правило я усвоил во время своей миссии в ТЭАЛ.
— Вы имеете в виду Южные провинции Демократической республики Конго?
— Можно сказать и так, но… Реальная власть там не у правительства в Киншасе, а у лидеров Транс-Экваториальной Африканской Лиги, Мпулу — Шонао — Зулу.
— Вероятно, вы правы, — согласился Кнут, — И что за правило, позвольте спросить?
— Первое правило Мао Цзедуна, — ответил второй советник, — Винтовка рождает власть.
— Разумно, весьма разумно, — произнес первый заместитель, — с этим можно работать.
— Можно, — согласился Джентано, — если у вас винтовка большей мощности.
Кнут Вилбраге шутливо погрозил ему пальцем.
— Вы упрощаете, коллега Монтегю. Давайте рассмотрим хорошо известное в истории неравенство. Человек с дубиной сильнее человека без дубины. Это универсалия. Сюда можно подставить вместо дубины — винтовку или атомную бомбу, это тривиально. Но сюда же можно подставить друга с винтовкой или с атомной бомбой, вот что важно.
— Уже подставили, — заметил Джентано, — У Меганезии третий по величине ядерный арсенал в регионе. И, возможно, первый по оперативности. Есть информация, что они вчера перебросили на ближайший к зоне конфликта архипелаг Питкерн, более тысячи термоядерных L-бомб, мощностью по 24 мегатонны в тротиловом эквиваленте.
— Вполне по-неандертальски, — заметил Кнут, — показать всем самую большую дубину.
— Да, но кому они ее показывают? Ведь официально они заявили о нейтралитете.
— Я же сказал: всем. Эти бомбы в данном случае — не инструмент, а символ. В данном конфликте для них нет объекта прямого применения. А где символ — там правила, там авторитеты, на которые можно опереться в миротворческой деятельности.
— В каком смысле, опереться?
— В смысле, показать, что мирное решение достигнуто в ходе переговорного процесса.
Джентано Монтегю задумчиво погладил ладонью подбородок.
— Я не уверен, что правильно вас понял, мистер Вилбраге.
— Вы отлично меня поняли, — возразил тот, — Не думаю, что у вас были иллюзии, будто мирное решение действительно может быть продуктом нашей деятельности.
— Вообще-то считается, что так оно и есть, — заметил второй советник.
— Конечно, так считается. В этом весь смысл. Красивый символ, в который люди хотят верить. Дайте людям повод в это поверить — и они будут вам благодарны.
— К сожалению, здесь мы скорее разрушим эту веру. Судя по наблюдаемому развитию событий, всем трем сторонам конфликта эта война выгодна, а значит, она произойдет.
Первый заместитель медленно покачал головой.
— Джентано, вы же умный человек! Не надо повторять вздорные рассуждения наших экспертов, которые учились политической аналитике на образцах времен мировых и холодных войн. Я не зря упомянул Фукуяму. История в том понимании кончилась.
— Вы хотите сказать, — осторожно предположил Монтегю, — что пасхальный кризис это инсценировка, и что никто не собирается воевать?
— И да, и нет, — ответил Вилбраге.
— Простите, но я вас не понял.
— Это не важно. Есть вещи, которые кто-то понимает раньше, а кто-то позже. Вам не приходилось читать Борхеса, «Сад расходящихся тропинок»?
— Нет, а это имеет отношение к данной проблеме?
— Имеет, Джентано, хотя и косвенно. Сама идея фатальности ряда событий, странным образом выраженная через многовариантность путей… Непременно прочтите, вам это пригодится… Но я снова отвлекся. О чем мы говорили?
— О мирном, переговорном разрешении пасхального кризиса.
— А более конкретно?
— Об авторитетах, на которые можно опереться.
— Да, верно… Таким образом, ваша миссия состоит в поиске подходящего авторитета.
Монтегю снова погладил ладонью подбородок.