— Пфф! — гордо фыркнул тот, и занялся свертыванием очередной бумажной игрушки.
— А есть еще вот такая штука, — сказала Ралли, быстро свернула нечто из другого листа бумаги, и протянула кхмеру — Угадай, что это?
Ним Гок покрутил предмет в руках и ответил.
— Это американский бомбер-невидимка, класс «Spirit Stealth».
— Нет, это древнее японское оригами «Цикада», — возразила она, — Джек Норторп, автор «Stealth» тоже увлекался бумажными самолетами, прикинь.
— Ним Гок, ты ведь знаешь Кайемао Хаамеа? — спросила Рали, — Он твой сосед, так?
— Не совсем сосед, — поправил кхмер, — Он лидер Атауро, острова через пролив от нас.
— Ну, — Рали кивнула, — На фотках с твоего берега видно его берег. Я и говорю: сосед.
— Да. Я не учел, что вы считаете всех, кто ближе горизонта, соседями по морю.
Рали снова кивнула и продолжила.
— Так вот, его дядя, Лимолуа Хаамеа, король Рапатара, поставил тему с летающими оригами на кибер-базу. Этот фокус называется техническая кибер-архитектура, или технозаврики. Можно наплодить миллион конкурирующих дизайнов. Но, его первая успешная флайка оказалась вариацией на тему классического оригами «Журавль».
— Я не верю в такую мистику, — сообщил Ним Гок.
— И правильно, что не веришь, — сказал Герхард Штаубе, — Тут нет никакой мистики. Множество сверток планарных фигур с подходящей аэродинамикой, не безгранично. Вспомним, что оригами охватывают 900 классических форм, и сразу станет понятно, почему многие авиационные контуры обнаруживают подобие с оригами.
Квир громко свистнул и продемонстрировал результат своей деятельности: бумажную бабочку с двумя парами крыльев-лепестков. Птичка пролетела метров семь.
— Ты купил фабрику, которая выпускает такие же, но большие и с приводом, — пояснил мальчишка, обращаясь к Ним Гоку, — Не веришь? Посмотри сам.
Красный бригадир подошел к лежащей на земле игрушке и присел на корточки.
— Да. Похоже. Они такие дешевые, потому что копия с древней бумажной модели?
— Это одна из причин, — подтвердил Штаубе, — Вторая — это метод полета. Tats-Maki появился у нас, как тестовый планер, для исследования режимов машущего полета. Разные траектории несущих плоскостей, разные виды синхронизации, особенности нестационарной аэродинамики. Об этом можно долго рассказывать. Потом нам было жалко расставаться с ним. Этот аппарат стал, в какой-то мере, боевым товарищем…
— Это серьезно, — согласился Ним Гок, и кивнул в знак полного понимания.
— Поэтому, — заключил Штаубе, — мы довели его до уровня любительской флайки.
— А в Японии Tats-Maki был пиратским морским драконом! — вмешался Квир, снова свистнул, и вторично запустил птичку, — … Этот дракон неожиданно взлетал с воды, грабил торговые корабли, и смывался раньше, чем…
— … А вот свистеть не надо! — прервала его тетя Тоник, выходя из дома, — Квир! Ну, сколько раз надо тебе повторять? Не свисти громко на берегу! Рыбу отпугнешь!
— А в школе говорят, что это миф, — заметил мальчишка, — В древности нельзя было свистеть на берегу, потому что свистом подавали сигналы между проа в темноте и в тумане, а если свистеть с берега то получалась путаница. Но теперь есть радио.
Тетя Тоник шумно выдохнула, и встала посреди двора, как на капитанском мостике корабля — ноги врозь для устойчивости, кулаки уперты в широкие бедра. Сейчас она выглядела монументально, и даже архетипически. Если бы ее видел Поль Гоген, то, наверное, счел бы свою знаменитую серию «Женщины Таити» предварительными набросками с симпатичных, но неубедительных моделей. То ли дело, тетя Тоник. На первый взгляд, она мало отличалась от таитянок Гогена. Тоже среднего роста, и тоже одета лишь в яркий пестрый платок — lavalava, с кажущейся небрежностью обернутый вокруг бедер. Кожа цвета молочного шоколада. Формы, несколько тяжеловесные по меркам европейских эстетов. Ноги слишком толстые, груди слишком тяжелые, соски слишком крупные, и черты лица слишком заглаженные. Плюс — животик, порядочно округлившийся к пятому месяцу беременности. При втором взгляде на тетю Тоник, наблюдатель, несомненно, отметил бы некую (выражаясь механистичным языком модернистской эстетики) натуралистичную интегральность ее имиджа. Появившись в поле зрения, тетя Тоник мгновенно стала необходимым связующим звеном типичного океанийского деревенского (или пост-урбанистического) пейзажа. Без ее центральной фигуры, все окружающее казалось каким-то слегка недоделанным и недоверченным.
Еще раз выдохнув и вытерев капельки пота со лба, тетя Тоник произнесла:
— Значит так, Квир! Ваша teacher, Хоагаэ, толковая девчонка, и прорву всего знает по механике, и химии, и математике с физикой. Но рассуждать про приметы, которыми пользовалась еще моя прабабка, у Хоагаэ еще сиськи не выросли. Ты, конечно, ей не говори, но это точно. Сколько ей лет? Двадцать? А детей? Один? Ну вот, и понятно, почему она так говорит. Так что, физика-механика это хорошо, но по жизни, если не хочешь остаться без улова, то не свисти громко на берегу. Так-то, сынок! А, между прочим, ты меня сбил этим свистом. Я хотела сказать, что суп почти готов, поэтому, бегом беги в лавку дяди Панпао за свежими лепешками! И выбери те, что горячие.
Проводив взглядом Квира, умчавшегося в сторону лавки, до которой тут было метров триста, тетя Тоник повернулась в сторону моря, прикрыв ладонью глаза от солнца.
— Ну, надо же! Герх! Посмотри, Герх, эти обормоты уплыли нырять к самым рифам. У мелких опять будут исцарапаны все коленки! Так… Рали, позвони-ка им на мобайл, пускай плывут домой, скоро садимся обедать… И принеси сразу аптечку, будешь их заклеивать. И еще, принеси с кухни котелок какао, фрукты, и все такое… Я бы сама принесла, но ты же знаешь, Герх мне запретил… Много он понимает…